Шла и встретила друга
И услышала весть,
Что в аду, пусть и туго,
Но чистилище есть.
А в раю, пусть и сладко,
У открытых ворот
Испытанье достатком
Сердца стережет.

Кого ожидаешь у входа, цыганка?
Народу немного. Базар небогат.
Сродни мастерству ювелирной огранки
Найти и отметить

Язык без костей: нагадать, напророчить
О счастье, о горе сказать наугад.
Глядишь, и в кармане под юбками, к ночи
Есть деньги на хлеб для замызганных чад.

В укромном углу,

Валяй, проливай мне на истину свет.
Пусть станет немного счастливей цыганка —
Меня не убудет от этих монет.

Низко летели сороки,
Весть на лету обронив:
Будут осенние строки,
Будет осенний мотив.
Будут кленовые ливни, —
Пряжи багряной поток.
Мне улыбнется наивно
Самый последний цветок.

Обыкновенное счастье —
Вечером печь блины.
К чуду простому причастие —
Солнышки их нежны.

Чуть серединки румяны,
Краешки так тонки.
Трепетно-долгожданны
Со сковородки блинки.

Сына за чаем негромким
Как ты живешь, расспрошу.
Светлых краев бахромки
Ласково надкушу.

Ну о чем тебе поведать,
За окном ни дач, ни рощ.
Докучающий, с обеда
Льет холодный майский дождь.
И деревья не одеты,
Беззащитны и тонки.
И не мне, а взрослым детям
Телефонные звонки.

Приходи на часок, поаукаем.
В водопаде глициний балкон.
Разминемся с вечернею скукою
На волнах зеленеющих крон.
Только страстно мне шепчешь:
“Не выкай ты,
Или все выбираешь туза?”
У огромной постели навыкате
Белых глупых подушек глаза.

Это было давно, знойным летом.
Ты стоял для меня за билетом.
Незнакомец на трудном пути,
Чемоданы помог поднести.
Дней уже пролетело немало,
Я спасибо тогда не сказала.
Помешало пустое кокетство
Полувзрослости, полудетства.
Да еще вот таке дела:
Благодарность в душе не жила.

За туманами болот
Голубые пагоды.
Там туманная живет
Голубика-ягода.
Редко слышит пенье птиц
Старая порубка.
Из печальных голубиц
Дикая голубка.
Зверь сторонкой обойдет,
К ней дыханье ровное
Не малина и не мед —
Ягода оскомная.

Не вышло. Училась задору.
На радости память слаба.
Бревно привалила к забору,
А вышло, что это судьба.
Их уйма — ни много, ни мало —
Работа за воду и хлеб.
Здесь бревна бросали навалом,
А в каждом — от общих судеб.

Здесь небо намного синее
Белеет берез коридор.
Поляна с лыжней, а за нею
Для сердца и мыслей простор.
Смиренна зима, как разлука,
Укатана сопка до дыр.
Под небом февральским ни звука,
Березы и солнечный мир.

Вырвали дерево, выболит рана,
Новой травой порастет.
Спи, мой сынок,
Этот предутренний мед.

Спи, я надеюсь, что делать худое
Будет тебе не с руки.
А повстречаешься с горем-бедою,
Жить будешь им вопреки.

Художник свободный
В стеклянную банку
Он свой в этом сонме
Где дышат и любят,
Шмелиный народ не смешон,
Что выдохнет он на
Всего-то: броженье
С которой по счастью живет
Ни тропки, ни топа, всего-то,
Неспрятанной тайны

А к милому дому тропинка поката,
Под сопкой стоит теремок.
И все же с горчинкою запах у мяты,
Тобой сохраняемый впрок.
За летнею кухней живая ограда, —
Прохладу свила повитель.
С едва уловимой
Из росинок клюквин кисель.
Вполголоса за полночь тянутся речи,
Не скоро увидимся, вдруг.
И все же с горчинкою
Предчувствием скорых разлук.

Вдруг почудится мне,
Так приятно на женщин
Поступаю в минуты
И готов от высокой
Я готов, мне готовность
Миллиарды плывущих
Издалека, где выбора нет:
Дамский профиль,
Из далекой дали,
Невозможность
Где душа моя вечно
И прекрасного

На одной конфорке — сковородка.
Подгорит, попробуй, отойди.
На другой, посапывая кротко
Созревают термобигуди.
Время полшестого. Для раздумий
Кажется момента лучше нет.
Кухня — огнедышащий Везувий,
Мой рабочий личный кабинет.
Можно и о рыцаре как-будто
Сочинить печальные стихи.
Главное — чтоб все не перепутать:
Лук — в картошку,

Роза привлекла меня
На окне моем.
Вспыхнув желтым пламенем,
Пламенем-огнем.
Яркий цвет, насыщенный,
Только неживой,
Почему напыщенно
Говоришь со мной.
А тебе все некогда,
У тебя дела...
И зачем ты роза
Нынче расцвела?...

Занавешено окно
В желтом полюшке ромашки,
Да нечастый василек.
За окошком ясный полдень,
Да прозрачный водоем.
Под салфеткой ждет нас полдник,
Нынче мы с тобой вдвоем.
Невозможно обмануться
В этом солнечном тепле.
Эти сладкие минуты,
Мед не тронут на столе.

На шее теплые ладони
И на груди.
В тепле молочном
Сердце тонет.
Не уходи...
Ему, так ждущему совета,
Убыток лишь.
Не сплю, в полночное одета
И ты не спишь.
Ну кто, скажи, в печали этой
Не одинок?
Она легла больною метой
В заглавье строк.

Ничего не зазываю,
Ни туман, ни гололед,
И прямая, и кривая —
Все само в ладонь идет.
И ложатся наудачу
Солнца чуткого стежки,
Нерешенные задачи,
Вдруг нечаянно легки.
Удивляюсь несказанно,
Что искать не нужно брод,
И бинты для дальней раны
У распахнутых ворот.

Мне нравится воздух
Ледок ненадежный
И чувствовать
Зеленым дивясь отметочкам.
Мне кажется: снова летать я учусь
И вы заодно со мной.
Пусть связаны мы
А только их новизной.

Не смею простодушным
Назвать лукавый взгляд.
А ты — мой сад нескушный,
Нескушный сад.

Шумят неугомонно
В безбрежье дня
Раскидистые кроны
И для меня.

На радость богом данный
Во дни наград,
Любовью осиянный
Нескушный сад.

Ой, да я со своими замашками,
От которых не вдруг пропаду.
Смажу руки настоем ромашковым,
Заколю в воротник “ерунду”,
То булавка от сглаза, заколка ли?
Но летящее слово вдогон:
—Отвыкай быть, любимая,
Вырывается стоном сквозь сон.

То ли ветры, то ли пламя
Догорающих снегов.
Не цыганскими ль устами
Спет мотив твоих шагов.
Тари-тари, то-ли, то-ли!
Не испить, не превозмочь
Эту жажду вольной воли,
Скрипкой плачущую дочь.
Убежать! В порыве каждом
От ошибок будних дней,
Жажда счастья, жизни жажда
Все бурлят в крови твоей.

Пчелка, пчелка
В полоску брюшко.
Хоботком из шелка
Трудиться нелегко.
На ярких перинках
Песен не певать, —
Все успеть тычинки
Перецеловать.

Молча, сухо, каменно
Встала у стены.
Ты рожала мальчиков
Только для войны.

Ой, не любят скулы
Бритой синевы.
Молча смотрит дуло
Матушки—Москвы.

Черные от горя
Души не во зле.
Вечные изгои
На своей земле