Вот и стукнула эхом безликим
Осень враз и тебя и меня.
На оскалах оборванных стыков
Только холод, ни точки огня.

Я накаркал тебе эту долю
Не нарочно, а честно любя,
И поэтому жухлое поле
В «бабье лето» идет без тебя.

Без тебя в опадающих листьях
Карнавал многоцветных огней.
Ветерок, как мальчишка-завистник
На твоем расписался окне.

Он наклеил рисунки простые,
Вставил листики в пыльный развод.
Очень быстро мы оба остыли,
Лишь в ушах суеты перезвон.

Колокольная пустошь клокочет,
Не дразня, не стыдясь наготы.
Две сороки на ветке хохочут —
Да дерутся на крыше коты.

На фасаде дома темень,
Редко где какой огонь.
Любовался твоим телом —
Не запомнил ничего.

Ни дрожащей жилки шеи,
Ни усталых карих глаз.
Неужели, неужели
Все, что было, не про нас?

Нет ни губ, ни слез, ни вздохов,
Ни блаженства в тишине.
Разошлись, да что-то долго
Наша встреча снится мне.

Я глаза сомкнул покрепче,
Ты плечо не убирай.
Не спеши. Еще не вечер.
И судьбы еще не край.

Щербатый месяц к изголовью
Еще не прожитой мечты
Приник… Наказанный любовью,
Ждешь наказания и ты.

За серебристо-вербный почерк
Нераспустившихся ветвей,
За пустоту бессонной ночи —
Тобой захлопнутую дверь.
Эффект моих к тебе влечений
Ты привнесла в другой сюжет.
Стал ближе муж по назначенью,
Хотя любви в тех чувствах нет.

Ты с настроением и с толком
Благополучье объяснишь…
Все побросав в корзину долга,
Теперь гораздо легче спишь.

Не занесет на повороте
Тебя неспешный караван
Дней, проведенных на работе,
Похожих на самообман.

Я чту тебя и не злословлю.
Остерегайся пустоты.
Я накажу тебя любовью
И наказанье примешь ты.

Я и сегодня, между прочим,
Ныряю в омут твоих глаз,
В которых гаснет непорочный
Твой чуткий пульс… в который раз!

Ты плюнь на все и,

Смахни с ресниц неверный сон.
Зачем прикрытой плохо дверью
Крадешь покой с ночных часов?

Да, мне хватать тебя не будет:
Тебя мне будет не хватать,
Когда играть устанут люди,
Как мы изволили играть.

Но мне сдается: ты устала.
Что ж, я уеду, ты права…
Какая истина простая! —
В кусты?.. Целее голова.

Все это призраки и враки.
Быстрее смылся –

В любви нужны и забияки —
Непредсказуемость кровей.
Как мне ни трудно без объятий
Твоих — я все перетерплю.
Махровый старенький халатик
Я только на тебе люблю.

Обезоружен твоим взглядом
Среди чужих голов и плеч.
Дрожат, как два бокала с ядом,
Твои глаза, устав от встреч.
Я на автобусной площадке
Стою по струнке, как фонарь,
Где бьется с мартом беспощадно
Недоцелованный февраль.

Как вопросительные знаки
Меня другие фонари
Учить пытаются во мраке
Любовным таинствам зари.

Я убедить себя не в силах,
Что ты — погасший свет любви.
Рассвета ждать невыносимо
Над расчлененным «селяви».

Тебе я верю — это точно,
Хоть не уверен, что дождусь,
Едва ль ночное многоточие
Рассеет утреннюю грусть.

Над сгоревшей колокольней
Закопчённый небосвод.
Ветер шлепает невольно
Створкой треснувших ворот.

И по сердцу, как по небу,
Млечный путь сквозит ножом
Колокольный звон хвалебный
Где-то бродит нагишом.

В тишине от скуки серой
Я о твой споткнулся след.
Неужели прогорело
Всё, что было? Или нет?...

Соловей дальневосточный
Мне прозрачно намекнул,
Что следы, как многоточье...
Слышишь этих точек гул?...

Это мчит по рельсам скорый
Самый тягостный состав.
Или чокнулся я с горя,
Или просто подустал.

Я проснусь последней ночью
До приезда твоего.
Многоточья, многоточья...
В них и Всё и ничего.

В Хабаровске отвратная погода,
Без солнца бледен листьев свет
Как в марте, но прошло полгода —
И сколько без тебя промчится лет?...

Опережающая мысли непокорность
Добавит памяти устойчивость ещё,
И нынешняя осень с непогодой
Пускай не принимается в расчет.

Пусть много лет безвластное молчанье
Разводит нас с тоской по сторонам.
Ты спишь?... А я не сплю ночами,
Чтобы ни в чём не доверяться снам.

Я не забыл твой взгляд прощальный.
Уставший от обычности моей,
Я не прощу, что ты ушла с вещами
Души моей. Но сохрани,

Как я храню тепло родимых пятен,
Что обжигали томного меня.
Мне одному
твой каждый нерв понятен...
ТЕПЛА МНЕ МАЛО, ХОЧЕТСЯ — ОГНЯ...

Не утешайте одиноких,
Чьи дети рядышком сопят.
Прикрыв им плечи или ноги,
Утешьте лучше-ка себя.

Ведь вы не просто мчитесь к дому,
Где также маются и ждут.
Не зная жизни по-другому,
Живете вы — они живут.

Карманный свет по одиночке
Несете вы туда — сюда.
Из окон зрят чужие дочки,
А мимо катится вода.

Замрет на миг, в сосульках тает,
В предзимье путано звеня,
И нервы в пригоршню мотая,
Твердеет белая земля.

Земля? Ты также одинока,
Как не ушедшая жена
На слезы, стынущие в окнах,
Ложится снег... И тишина...

С тобой встречаюсь я заочно,
Презрев отсутствие жены.
Мои мирские полномочья —
Мне одному разрешены.

Остерегаясь в том ли, в этом
Я подсекаю каждый раз
Блик пережаренной котлеты,
Как смесь несбывшихся проказ.

С тобой могли бы мы наверно
Быть очень близко, видит бог.
И я в фантазии безмерной
Переступил святой порог.
Но глаз твоих я не обижу.
В них сумрак веры еле жив,
На сцене клоун, вроде рыжий,
А он обидеть не спешит.

Я возвернусь седой надеждой
Не принимая хрип и лай.
.Тебялюблю я, но небрежность
Ты за любовь не принимай.

Свет точит снег в весеннем поле,
А слезы — прелесть милого лица.
Жизнь — вековуха — разновидность моли
Грызет осиротевшие сердца.

Я свое сердце поделить не в силах,
Чтоб искры счастья в милых расселить.
Живу меж таинств непроизносимых
Среди прозрачной вербной кисеи.

Хоть в небесах летать я не приучен,
Пусть пробкой от “шампанской” тесноты
Взлечу хоть раз,

И разобьюсь о мокрые кусты.

Под ними вновь осколками раздумий
Фиалки брызнут.
Только их не рви...
Мерцает свет: огня мы не раздули
В сыром кострище мартовской любви.

За годом год все память строже
Ей благодарен я вдвойне,
Что ты становишься дороже
Хоть и не помнишь обо мне.

Мгновений, взглядов, поцелуев,
Больничных вздохов и потерь
Я накопил такую уйму,
Что всех богаче стал теперь.

Пишу я редко, стих не лезет
Из-под холодного пера.
Воспоминания полезны,
И ты дороже, чем вчера.

Очередями автомата
Капель проносится в лесу.
Веснушки светятся у марта
И на щеках, и на носу.

А городская автострада
Из леса тянет, словно сок,
Тепло, которое с прохладой
Граничит лишь на волосок.

Парит земля и над снегами,
Не убежавшими от нас,
Гоняет ветер свои гаммы.
Так каждый год и много раз.

И пусть все весны непохожи
На идеальную весну —
Все ждут, когда в денек погожий
Ручьи, как зайчики блеснут.

Не замечая ног промокших,
И пляшут люди и поют
Я был укушен первой мошкой,
Что не досталась воробью.

Слетела в копчик спесь,
С недосмаленных сигарет.
С тобою пил, как будто не пил
Но напряжен, как строй в каре.

Сказать, что встретились случайно,
Не смог и дальше не могу.
Доперестроечный Молчалин,
Похож я больше на слугу.

Хотя господ не наплодили
Мы по законам естества,
Ищу тебя среди рептилий
Но полюблю ли? Черта с два!

Труслив я, видимо, до срока,
Пока курю и пить могу.
Боюсь: знакомая сорока
Накличет мне бабу-ягу.

И вот тогда, как в сказке, деться
Мне надлежит в небытиё.
Как рано мы спалили детство,
Как быстро с пеплом нас метет...

Оболгалось небо, отторчала
В небе косорогая луна.
Ты меня напрасно изучала
И теперь весной обделена.

А сейчас твоя осведомленность
О моих несбывшихся мечтах.
Словно ртуть,

Превратившись в камень и металл.

А из них известные творенья
Создают и будут создавать.
Только ночь ободрала в гореньи,
Ноги, как о старую кровать.

Только ветер сладко потянулся
И уткнулся в стылые виски.
Я б заснул и больше не проснулся
Без тебя... Но это от тоски.

Оплеуха во мне опрокинулась,
Нет, не болью, а скучной строкой
Быстро ты от меня отодвинулась
И я стал для тебя никакой.

Убрала свои плечи божественно,
Хоть не трогал я их никогда.
Ты не девушка, но и не женщина,
Вдоль которой я стих накатал.

Как успела ты вытравить помыслы,
Где нечаянно с болью своей
Оказалась частичкой, не полностью
Среди чтящих меня журавлей.

Улетали они, но не убыли,
Только ты на подбитом крыле.
В темноте растворяешься угольной,
Воплотившись в другом журавле.

Даже если родится он заново,
Все равно принесет только часть
От того, что последнее зарево
У меня намечало украсть.

Ты вернула мне имя и отчество
Оплеуха — подарок любви.
Только впредь, если очень захочется
Ты меня не зови! Не зови...

Снег налетел, постельным ситцем,
Накрыв листвы помятую кровать.
Деревьев припущенные ресницы
Тебя ко мне хотели б приковать.

Но раздувая колющим румянцем
В душе моей забытые костры,
Ты отвела меня как иностранца
Пописать в придорожные кусты.

Намеков ли моих не понимая,
На жесты реагируя не так,
Любовь моя последняя, хромая
Вкатилась в индевеющий овраг.

Ноябрьское солнце не согреет
Студеных пальцев, стынущих ветвей.
Уйти хотел как можно поскорее,
Но угорел в волос твоих траве.

Не оторви слезой политый лацкан,
Нам предстоит еще погоревать,
Хотя теперь твоей добитый лаской,
Я не спешу в холодную кровать.

На измятой наволочке ночи
Разметался вихрь твоих волос.
Мартовские ночи покороче
Тех, что провести нам удалось.

Домик, вечно пахнущий цветами,
Без тебя навечно опустел.
Под надзором нераскрытых ставней
Стынет равнодушная постель.
Перезвон капели осторожной
Сердцу заглушить не удалось,
Запах твой я ощущаю с дрожью
В вихре разметавшихся волос.

Ночь ушла, твоим любуясь телом.
От него, как от кометы след,
Если бы ты только захотела
Быть со мной,

Обкорнала, обломила,
Хотя днем божилась в кровь,
Что тебе всучили силой
Богоматерину роль.

Ты меня ласкала тайно
И боялась ласк своих,
Как в мороз трещит гитара,
Так и я тебя постиг.

Что ж, развесистой березой
Ты склонилась надо мной.
Был бы я хотя б тверезый,
А то так... чуть-чуть живой.

Ветер рвет сухие сучья,
Прошлогодний лист метет.
И дуэт наш невезучий
Словно старый анекдот.

Может быть тряхнем,

Этой самой стариной...?
Дай-ка чмокну, что ли в ушко,
Да за память, по “одной”.

Украсть несложно между делом
Твой поцелуй, потом еще.
Но ты не этого хотела
И не скрывала жарких щек.

Как доказать, что заскучали
Не без любви, а от хлопот,
Что раньше было хлебом с чаем,
Сейчас — коньяк и антрекот.

Не объяснить разлуку тела
С грехопадением души,
Но ты ж не этого хотела
И насладиться не спеши,

Не подгорим мы в ожиданьи
И не иссякнет интерес.
Чуть потерпи и я оттаю,
Как по весне соседний лес.

Когда ключом в корнях возникну,
Держись красавица, держись!
И в полный рост меня возьми-ка
На всю оставшуюся жизнь.

Бледнорозовый румянец,
За окошком “плюс один”.
И меня туда не манит
Иней вспененных седин.

Это вихрь в продрогших травах
Мало-мальски погудел.
Закрывают переправу,
Оставляют не удел,

Обкосила осень берег,
Уложила в травах лист.
Дальний бакен фраком белым,
Как на плечиках повис.

Всё уходит, чтоб вернуться,
Но вернутся вряд ли все.
Застывает осень блюдцем
На песчаной полосе.

Оттрясла ты меня, словно яблоню,
И у ног твоих кучно лежат
Преступления доводы явные,
Обвинению только служа.

Ты разрежешь плоды сокровенные:
Нет в них вкуса, лишь крапинки зла.
Слишком рано,

Ты плоды наших зорь натрясла.

Облетели, попадали с листьями
А могли бы достаться ворам,
Что на сад наш глядели завистливо
И мешали нам жить пополам.

Ты теперь с половинкою яблока,
Что горчит от нечаянных слез,
Паутиной садовой заляпана
И похожа на вечный вопрос.

Почему всё мы любим досрочное?
Неужели за много веков,
Чтобы выявить яблочко сочное
Натрясти нужно целый альков.

Если б прежде ты ветки раздвинула
Обнаружила над головой
У ствола, в самой крупной извилине,
Мое сердце и... был бы я твой.

Любовь не терпит перекрестков
И знак одностороннего движения
Ей, словно нож, под сердце острый
И край таблицы умножения.

За мной не числится разбитых,
Сердец, автомобилей, прав лишения.
Я на чужих дозрел обидах
И помню правила движения.

Хотя, как всякий грешный житель,
Сдаюсь: имею внутреннее жженье.
И в тайне — точно нарушитель,
Хотя нет факта нарушения.

Я не готов покрыть румянцем,
Все ваши в меру тайные места.
Интриг не хватит или смальца,
Или напруги шаткого моста.

Обезопасив тыл пространством,
Где суета и время в унисон,
Глотаем мы протуберанцы
И превращаем их в озон.

А на руках твоих отважных,
В которых предостаточно огня,
Я чувствую себя листом бумажным,
Что превратится в белого коня.

Не убегу за сенокосы,
Где вроде травы ростом по висок,
В росу роняет август високосный
Календаря оторванный листок.

Азарт сожженных солнцем листьев
Метет вдоль наших двух дорог.
Им не сойтись из-за корысти,
Что победить в тебе, не смог.

Ты, бескорыстная со всеми,
Меня любила, превратив
Из человека для веселья
В авантюриста без удил,

С одним лишь Богом я не спорю,
Других, накатом ли мытьём,
Готов размазать на заборе
Чтобы не отняли моё.

А ты моё своим когда-то
Раз посчитала и навек.
Перевернула святок даты
Пленила душу и… в побег.

Догнать тебя я не сумел бы.
И вот теперь огонь в кусты
Метёт всё лишнее без меры,
Чтоб были оба мы чисты.

Когда горит береза шапкой,
Мне грустно больше потому,
Что летний пал, подобно шавке,
Не внемлет крику моему.

Как ни кричи, дубы не слышат:
Огню плевать, а лес — не слон,
Незрелый желудь, ставши рыжим,
Огню не выставит заслон.

Сгорев, ломаются у комля
Стволы берез, стволы дубов,
Стоят не лиственницы — колья,
Мою подстегивая боль.

(«Пришел, увидел» и... нагадил)
Он сам того не сознает, —
Предстанет марь обширной гарью,
Лишится ягоды народ.

Перепелиный свист, как память,
Застыл хлыстом над головой.
Из всех стволов ярило палит,
Идет по гари бороной.

И виноват, не виноват ли,
Ты поджигал, или тушил, —
Тебя не раз помянет матом
Охотник, местный старожил.

Первый снег на опавшие листья
Навалился тяжелой пятой.
Солнца грош за дома завалился,
Засветил горизонт золотой.

Дремлет совесть в плену угрызений:
От зимы никуда не сбежать.
За рекою морозец осенний
Гасит клёнов последний пожар.

От стыда ли горят твои щёки,
Или это мороз виноват,
Ковыля серебристые щётки
Белым инеем утром горят?

Стынут пальцы, хотя и в перчатках,
Пристаёт ветерок заводной.
Он твои разгоняет печали,
Когда тропкой идешь за водой.

Принесёшь пару ведер студёной,
От неё индевеет гортань.
Хорошо на крылечке у дома
Не спеша самокрутку скатать.

Попыхтеть, невзирая на кашель...
Хороша ты сторонка моя,
Приамурская родина наша,
Первый снег посреди ковыля.