Мы из Биробиджана
Города не боги строят - люди.
Города не камни - наши лица.
Города построены из судеб
И не могут дважды повториться.
Повториться может только имя,
Как нас на планете не селите.
Свой Биробиджан в Иерусалиме,
В Хайфе и Нацерете-элите.
Значит, все же вышли на прямую,
Нет границ, таможен и запретов.
Пережили зной - перезимуем.
Город этот наш кусок планеты.
От Биры до глади Иордана
Всем привет. Мы - из Биробиджана.
1
Как мы далеки от Иордана,
Незаметны для планеты всей.
Всем известно, что к Биробиджану
Предков притащил не Моисей.
Кто-то верит, что Господь всесилен,
Но не им построен и не вдруг.
И не Сталин вовсе, не Калинин -
Место нам нашел профессор Брук.
Не для издевательств, не на муку
Дал совет сюда нас поселить.
Если б Брука съели здесь, как Кука,
Нам бы в этом городе не жить.
Не веленьем звезд - созвездьем судеб -
Города не боги строят - люди.
2
Города не боги строят - люди,
Чтобы их дарить себе и детям,
Едут в никуда, на <будь что будет>.
Едешь сам и сам за все в ответе.
И сказал мой дед: <Все это даром?>
И собралась на восток мишпуха*.
И в товарном, но не за товаром,
На Биробиджан? <Их вейс?>**, <Ни пуха!>
<Готэню! Вей из мир! Мы подъезжаем!
Эстер, одевай детей теплее?
Эстер, здесь не пахнет урожаем?
Что хотели, Эстер, то имеем>.
Где селиться, там и веселиться.
Города не камня - наши лица.
3
Города не камни - наши лица,
Наши окна с видами на осень,
Чудо осень, что ночами снится
Перед тем, как заболеть и спиться.
Говорила баба Эстерися,
Что ее была бы песня спета:
Все, кто не успел переселиться,
Умирали у фашистов в гетто.
А больной чахоткой старый Яков
Плакал над соседской похоронкой?
Отчего, вы думаете, плакал?
Он совсем не годен был для фронта.
Плохо, если кто-нибудь забудет:
Города построены из судеб.
4
Города построены из судеб,
Из простых, поломанных и ярких,
Из счастливых праздников и будней
И совсем не праздничных подарков.
Вот, к примеру, парикмахер Ромка,
Рыжий, как закат, как щепка, тонкий,
Один раз собрал на фронт котомку,
А с войны пришло две похоронки.
Отрыдали, дважды хоронили?
Он не знал и появился в доме.
Побывал на собственной могиле.
Стариком в Израиле похоронен.
Судьбы в камне высекают лица.
И не могут дважды повториться.
5
И не могут дважды повториться
Радости, дороги и потери,
Дважды кануть, дважды возродиться,
Дважды на прощанье хлопнуть дверью.
Можно выжить и родиться дважды,
За себя на смерть послав кого-то.
Можно сделать шаг, решив однажды
Грудью лечь на дуло пулемета.
И в названье улиц поселиться,
И заставить любоваться ими.
Через бруствер шаг не повторится,
Как высоты, взятые другими.
Подаривших жизнь земля обнимет,
Повториться может только имя.
6
Повториться может только имя,
Говоря сугубо между нами,
Можно нас везде считать своими
С русскими мирскими именами.
Торою никто не озабочен,
Синагогу гвалт не беспокоит.
И гораздо меньше заморочек
С пресловутой пятою графою.
А потом, почти уже старея,
Спросят: <Как Надежда на иврите?>
Паспорта меняют, врут, болеют:
<Было время? вы уж извините?>
Из Биробиджана все - евреи,
Как нас на планете не селите.
7
Как нас на планете не селите -
В глухомань, в столицы или в горы,
На английском или на иврите
Носим имена, что дал нам город.
Я мотаю версты год за годом.
И в местах, где довелось скитаться,
Спросит кто: <Еврей, откуда родом?>,
Я: <С Шолом-Алейхема, 17!>
И с такой пожизненной пропиской,
Подарившей много тысяч жизней,
Чтобы повидать друзей и близких,
Я летаю с Дальнего на Ближний.
Убеждаюсь, повидавшись с ними:
Есть Биробиджан в Иерусалиме.
8
Есть Биробиджан в Иерусалиме.
Кто на слезы здесь, кто на удачу?
Земляки становятся родными,
Повстречавшись под Стеною Плача.
Вдруг увидев давешних соседей,
Как с детьми боятся разминуться.
Больно слышать: по хрущевкам бредят,
Проклинают все, хотят вернуться.
На мишпуху заводской зарплаты.>
А маке дир ин пуним* Арафату..>
Вы биробиджанцев разглядите
В Хайфе и Нацерете - элите.
9
В Хайфе и Нацерете - элите
На шабат собрав родных и близких,
Не на идиш и не на иврите,
А на русском вслух читают письма:
В русском храме по субботам служба?
Скоро открываться синагоге?
Может быть, кому-то это нужно,
Слава Богу, вспомнили о Боге.
Мы вчера гуляли у фонтана?
Сделали фонтан - ну, это что-то!
Кстати, прибавленье у Ивана?
Софа наконец нашла работу.
Кузнецы куют, врачи врачуют -
Значит, все мы вышли на прямую.
10
Значит, все мы вышли на прямую,
И где лучше жить, решаем сами.
И растут без нас, а не пустуют
Города, оставленные нами.
Жил один еврей, он верил звездам,
Жил с людьми, привыкшими скитаться.
Но решил еврей: уйти не поздно,
Поздно будет навсегда остаться.
И пришел он к Богу за ответом:
Сколько можно кочевать евреям?
И зажглась звездой строка Завета:
Хватит, набродились за Моисеем.
Там, где меньше стен, там больше света,
Нет границ, таможен и запретов.
11
Нет границ, таможен и запретов,
В паспортах ни пятых граф, ни наций.
Чудакам, влюбленным в бабье лето,
Никуда не следует срываться.
Здесь метут снега и жгут морозы,
Но на зависть тамошним евреям
Можем приносить зимою розы
Женщинам, которых нет нежнее.
Ты войдешь с букетом в старый дворик
Неуклюжий, словно знак вопроса.
Где живет она, подскажет дворник,
В рассужденьях истинный философ.
Свежий снег с листвой земля тасует?
Пережили зной - перезимуем.
12
Пережили зной - перезимуем,
Одолеем сотни тысяч миль, и,
Было дело, голод пережили?
Нам ли не осилить изобилье?
Было время, грелись над кострами,
И еду давали под зарплату.
Пережили. Что имеем - с нами?
Мусора пока что многовато.
По дворам, по улицам, по скверам
Меньше слов на идиш, больше матов.
И не дворникам, а многим мэрам
Метлы пригодятся и лопаты.
Подметать? Уж лучше здесь, чем где-то?
Город этот - наш кусок планеты.
13
Город этот - наш кусок планеты,
И не худший, как уже известно.
Будет время, лучшие поэты
Про Биробиджан напишут песни.
Я поэтам буду объяснять
Много лет, пока не постарею:
Чтоб Биробиджан душой понять,
Быть не обязательно евреем.
Можно кушать сало по утрам
И ходить в субботу на работу,
Но нельзя, я отвечаю вам,
Здесь и дня прожить без анекдота.
Анекдоты ходят, как ни странно,
От Биры до глади Иордана.
14
От Биры до глади Иордана
Всем известно, и писали в прессе,
Что рождались у Биробиджана
Хохмы пошикарней, чем в Одессе.
Бьюсь об ваш заклад и не жалею
(Мне ли за слова свои стыдиться?):
Здесь, в Биробиджане, все евреи,
А в Одессе только украинцы.
Нас по старой памяти пугают,
Но евреев этим не обидишь.
Вряд ли здесь найдутся попугаи,
Плохо говорящие на идиш.
На слезах замешан и на смехе
Мой Биробиджан, Шолом-Алейхем!
15
<Мой Биробиджан, Шолом-Алейхем!> -
От того, кто жизнь с тобою прожил,
Для кого здесь каждая аллейка
Невского проспекта подороже.
От того, кто пал, и тех, кто выжил,
Кто пришел, а кто еще в начале,
Кто под магистраль болота выжал
И от тех, кто за рубеж отчалил,
От того, кто здесь еще надолго,
И от тех, кто собирает вещи,
Кто тебе сволей любовью должен,
И от тех, кому ты лишь обещан.
Город нашим был и нашим будет.
Города не боги строят - люди.
Ностальгия по Биробиджану
Растворится в тумане знакомый перрон,
Станут тенью деревья нагае,
И единственный лекарь, седой почтальон,
Вдруг подлечит твою ностальгию.
И коричневый штамп на конверте моём,
И мой почерк тебя не обманет.
Мы, конечно, ещё раз друг друга найдём
В нашем городе Биробиджане.
Как девчонка, хохочет под сопкой Бира,
Рвёт на брызги воды синеву.
Там, в других городах, как в далёких мирах,
Неплохие ребята живут.
Я прошу их приехать, обидой грозя,
Нас гитара струной не обманет...
В каждом городе ценятся очень друзья,
А особенно в Биробиджане.
Так найди же на карте Хабаровский край,
Отыщи нашу малую точку,
Старых писем пасьянс разложи и подай
Заявленье на отпуск досрочной.
Соберётся у сопки бродячий народ,
И гитары за ночь не устанут...
А потом, через год, твои струны порвёт
Ностальгия по Биробиджану.
***
Я иду по осеннему городу,
По листве, мне под ноги брошенной,
Седина, говорят, в бороду -
- Бес в ребро, ничего хорошего.
Чудо осени, золото берега -
Лета бабьего радость - вот они!
А мы, глупые, с чувствами бережны,
Где -то прячем их под заботами.
Из - под облачка - солнца улыбочка.
С ней забыть бы казенные хлопоты.
Листопад крадется на цыпочках.
Дождик к вечеру звонким топотом.
Остальное - такие мелочи,
Что не стоят дырки от бублика.
<Ах, какие осенние девочки !>-
Так вздохнул - оглянулась публика.
Я иду по осеннему городу,
По листве, как по дню вчерашнему.
Бес в ребро - седина в бороду!
Ну и что ж? Ничего страшного.
***
Памяти моей мамы
На июньском лучике
В твой район Облученский
Залечу.
На горячем камне я
Свои раны давние
Залечу.
На ручье под горочкой
Водку хлебной корочкой
Загрызу.
Скажут кедры шёпотом:
-Нынче, братец, хлопотно
Лить слезу.
Я ещё - до донышка,
Да не вижу солнышка.
Надо же!
Помяну, как водится,
Может распогодится
На душе.
Нет бумажной фабрики,
Не летят кораблики
По ручьям.
Фото в чёрной рамочке,
Здесь не пилят мрамора,
Слышишь, мам?
Без тебя по-прежнему
Киснет побережие,
А река
Льёт водицу, глупая,
Словно носом хлюпает
Биракан.
Скрипач
Выходец из Ветхого завета
Или, может быть, еще старей
Дядя Сема, переживший гетто,
Цыган и совсем чуть - чуть еврей.
Был всегда одет не по погоде
И почти не внятно говорил
Но со скрипкой, он на все был годен
Боже мой! Ну что он с ней творил.
Голос теплый, как мечта о воле,
Светлый, как рисунок из берез,
Наполнял округу русской болью
С капелькой простых еврейских слез.
Скрипка, не сверкающая лаком,
С запахом его уставших рук,
Сема вместе с ней смеялся, плакал
Это был полет, не просто звук.
Старый узник с солнечной улыбкой
Нищий, но не жадный до рубля
Кланялся, лаская нежно скрипку,
Если что-то падало в футляр.
На святых нисколько не похожий,
Живший хлебом, Сема не тужил,
Если долго слушавший прохожий
Ничего в футляр не положил.
Деньги что? И так богат не шибко,
Важен взгляд, внимание, поклон.
Важно, что прохожий любит скрипку,
Ею очарован, как и он.
Говорят, любовь спасет планету.
Говорят, с любовью легче жить.
Выходец из Ветхого завета
Старый лабух нас учил любить.
***
Весна напомнит тех, в ком наша нежность.
Без сна, куда-то клонит в неизбежность.
Война меняет голоса и внешность
И ночь не прочь сыграть на темноте.
Не тот, картавит в сквере разговор
Но год никто не затевает спор.
Дозор спит у нейтральной полосы,
Где вор меняет пейсы на усы.
Где ночь не прочь сыграть на темноте,
Где ночь поет не то, и не про тех,
Где сын, в экран уткнувшись, как больной,
Решил, что только в сказке хорошо.