Непогрешима сущность (чуть не написал - <сучьность>) человеческая, когда идет разговор о критике, претензиях и прочих сволочных атрибутах переговоров, ссор, конфликтов. Непогрешима она в бессмертии и безвременье, когда одни не помнят, когда это было, а другие не хотят измерить, что произошло после того, <когда это было>. В чем проблема бодания России и Японии на грани всеобщего катарсиса (очищения) наций Европы и Америки. Очищаются люди от догматов истории и политики, потому что якобы возникший ниоткуда терроризм моментально переоценил силы мирового сообщества и создал новую специаль-ность <разрушитель> без предъявления документа, удостоверяющего личность. Ну, нет у него лица и все тут! Ссылки на ислам явно не проходят и лидеры мира прекрасно осознают, что не <джина> они выпустили из бутылки, а гашишно-химического дьявола, и которому исламисты никакого отношения долгое время не имели. Теперь имеют, так как мы вдруг обнаружили подпольную республику наркоты <афганистан>, позже навесили подобные ярлыки на южноамериканские и азиатские страны. Что делать, не растут конопля и мак в благонравных Швеции и Канаде, а потребителя хоть отбавляй из-за снобизма, высокомерия и зажратости. Я не зря, начав разговор о непогрешимости человеческой, ушел к общей теме отрицания здорового духа и религиозного сутенерства. Давайте посмотрим, что творится в головах идеологов развития дальневосточного анклава. Пусть простят меня классики экономической географии, но здесь анклав рассматривается как часть общепла-нетарной системы, которая включает в себя российский Дальний Восток. Японию, Корею, приморские просторы Японского моря. Это территории особого склада и взаиморазвития экономик, культур, языка и народонаселения. Сюда же входят проблемные политически островные зоны Курил, Кореи и даже китайские группы островов спорного административного статуса. Таким образом, несколько необычайная трактовка анклава в нашем случае, позволяет определить ряд позиций экономического, административного, правового и нравственного характера, которые подтверждают наличие общих для геополитической структуры черт взаиморазвития и взаимовыжи-вания, если хотите.
   На этом фоне россияне (Дальний Восток) потеряли здесь более 12% населения, примерно настолько же уменьшился валовой региональный продукт, в т.ч. промышленный. По-прежнему лишь четверть промышленной продукции составляет переработка. Минуя Россию в анклаве рост товарооборота за последние пять лет составил 25%, а российские дальневосточники в нем находятся где-то на уровне одного процента. К сожалению, ликвидация статуса (президентской) Программы <Экономического и социального развития Дальнего Востока и Забайкалья> лишний раз поддразнивает и без того неуёмных соседей. особенно Китай и Японию, и манит в сферу диктаторства на сопряженных территориях. Более десяти лет местными администраторами муссируется тезис о несметных природных ресурсах и привлекательности Дальнего Востока для инвесторов. Полно, врать-то господа хорошие! Собственниками всего этого мы так и не стали, а переругиваясь с Москвой по поводу и без, здесь настолько обанкро-тилась сфера исполнения решений, что никакой самый просветленный губернатор не в состоянии уследить за качеством интеллекта и особенно при оценке надежности строитель-ства, транспорта, торговли, природополь-зования в отраслях специализации.
   Весьма показательны в этой связи сос-тояние международной торговли и адаптация мировых рынков в этом регионе. О каком генеральном соглашении по тарифам и торговле (ГАТТ) может здесь идти речь, когда почти шестьдесят лет Россия <пролетает> в ценообразовании так любимых ею леса и рыбы на экспорт. Что касается особо ценных море-продуктов, то здесь царит несусветный бес-предел и никакого отношения к ГАТТ он не имеет. Прогнозируемое вступление России во Всемирную торговую организацию (ВТО) даль-невосточникам принесет больше неудобств, чем спокойствия. Чего стоит многолетняя дискуссия о <левоправом> руле иномарок, которых на Дальнем Востоке до 90% от общего парка. Это фрагмент никому не нужной упорядочен-ности сервиса при голом <анфасе> отечествен-ного автомобилестроения. <Японки> восьми-десятых годов выпуска <торпедируют> <Газели> и <Волги> не только по надежности, но и дорожной безопасности, а также социаль-ному спокойствию городов, туристических районов. На этой основе <шестерка> стран Юго-Восточной Азии и Китай, игнорируя Японию и Россию (смотрите какой состав - Китай, Филиппины, Таиланд, Индонезия, Малайзия и... (Бруней)???) уже определилась с зоной свободной торговли. Нас не приглашали и не желают. Именно автопромышленники и магнаты информационных технологий спешат переделать ВТО (оторвав его от канонов США) и дать возможность, китайской рабочей силе в Малайзии и Таиланде, например, возвысить таким образом Китай не только с помощью Олимпийского флага, но и организационно-правовых механизмов нового протекционизма. В нашем ареале пока такое не может присниться даже самому смелому политику, тем более, что большинство информационных факторов сопровождения стратегических решений по развитию дискредитировано борьбой Центра (Москва), местных царьков и международного бизнеса, которая морально подавила все информационные потуги гражданских институтов и ДВ движений. Если партийность, как принцип организации общества в Европе, Китае, Корее, Японии весьма значима и популярна, то у нас (Дальний Восток) популистика ЛДПР, <зеленых> и прочих разноцветных и мастных сегодня не только предмет внимания, но, скорее, ругательная категория. Придумывая различным автоно-миям статус <специальных> районов и в т.ч. <свободного> развития, администраторы не позаботились раскрепостить малый и средний бизнес, а более чем десятилетний прессинг налоговой машины, которая, кроме как <придавить>, других функций себе не придумала, довел обывателя до необходимости <не работать>. Если мы в нашем анклаве оставим тезис <необходимость трудиться> экономическим понятием, ничего хорошего из этого не выйдет, так как китайцы просто разотрут наш <серп и молот>, которые и так уже растоптаны конем Георгия Победоносца. Не стало трудовых символов на гербе страны, исчезли и стимулы к труду как категории всеобщего благоденствия. Кстати, только Корея, тради-ционно семейный уклад экономики которой общеизвестен и эффективен, может взаимо-действовать с Россией на Дальнем Востоке в части этого самого <всеобщего>. Японская и китайская идеологии трудового энтузиазма, хотя и отличаются одна от другой, резко ориентированы на выталкивание <лишних> ртов в другие страны или менее благоприятные регионы. Практика <культурных революций>, особых отношений КНР и Тайваня, Северной и Южной Кореи более чем доказательно в плане развития кланового эгоизма и ничем не проще исламского геноцида. Только здесь, ввиду перенаселенности, большей значимости опасностей и угроз для правящих элиты, она принимает формы своеобразного трудового десанта, организованного туризма и совместной деятельности. Это одна из скрытых форм миграционной экспансии, кстати, для Кореи и Японии со стороны Китая не видно никаких явных угроз, однако, порознь и совместно эти страны весьма заинтересованы в природопользовании российского Дальнего Востока, в т.ч. туризме. Не комары и клещи дальневосточной тайги пугают иностранного туриста, а укусы дорожно-гостиничного сервиса и геморрой административного равнодушия. Так же, как застой крови в организме, процессы деградации интеллекта лишь усугубляют социальное положение россиян на Дальнем Востоке. История с отторжением приамурских островов под носом у хабаровчан, также как и курильских островов перед туманным взором сахалинцев - это звенья одной цепи, но как бы такая реакция на присвоение не стала цепной. Насколько известно, она является реакцией распада. Просвещение и туризм пока так и не стали препоною на пути этого процесса. Сколько раз дальневосточные российские и китайские вузы и колледжи меняли <ориента-цию> в подготовке кадров, отравляя студентам будущее. Одни педагогические институты за последние пятнадцать лет потеряли на про-фессиональной <китаизации> или <япониза-ции> почти девять тысяч специалистов. О русификации профессиональной подготовки в Китае, Корее и Японии сегодня вообще лучше не заикаться.
   В начале девяностых годов началось почти повальное увлечение Южной Кореей, как одним из феноменов экономического бума взамен Японии. Москва и Хабаровск, в меньшей степени Владивосток, словно по команде допустили к сердцу бизнес, культуру, восточные (кореизированные) виды спорта, однако прагматичные корейцы все-таки выбрали Китай для экспансии торговли и веских территориально-политических проектов. Китайс-кие провинции Ляонин, Цзилинь, Хэйлунцзян оказались более вместимыми для корейского экспорта. На российском ДВ лишь в Приморском крае произведены конструктивные операции (сельское хозяйство, морские перевозки) да контроль за китайскими товарами на территориях, где российские корейцы доминируют давно. Хочется напомнить, что в начале 20-го века пять процентов от общего негородского населения корейцев кормили практически все Приморье; слава о китайцах как деловых партнерах и тогда была весьма сомнительна. Тем не менее репрессивная политика сталинизма по отношению к этническим корейским общностям по Сахалину и Охотоморью выбила деловых корейцев из экономики региона на довольно солидный срок. Лишь за последнее десятилетие корейцы, особенно островные (Сахалин - Курилы) серьезно продвинули хозяйство этих территорий и, конечно, теперь Японии весьма проблематично не замечать этого. Корейские, в т.ч. и зарубежные инвестиции вряд ли можно проигнорировать, на какие бы переговоры не шли Москва и Токио. Представ-ляется нелишним напомнить, что именно корейцы удачно прошли двадцатый век во взаимоотно-шениях Кореи с Китаем, Японией, СССР. Ревитализация (оживление) отношений с российским Дальним Востоком сегодня для них настоятельны как никогда, хотя бы потому, что корейская диаспора, рассеянная по нынешнему СНГ, все более тяготеет к Востоку в связи с весьма перспективным единением Северной и Южной Кореи. Это интересное преобразование инфра-структуры расселения в геополитический альянс не без участия России, думается, принесет экономические выгоды и будет способствовать снижению издержек всех участников программы на коллективную безопасность. При этом следует отметить весьма интересную тенденцию молодых экономистов по индикативному планированию развития двусторонних экономик. Они явно блефуют, ставя на индикативность как главный принцип согласия и рекомендательности (читай, необязательности исполнения задуманного). Здесь довольно важен тот фактор, что государ-ственность в индикативности пока является определяющей. Но многие российские исследо-ватели трактуют ее как саморегулирующую компоненту согласия. Это, представляется, явный бред. И уж, конечно, на уровне региона; особенно такого <бросового> как Дальний Восток, россияне способны лишь в бюджетно-налоговой схеме что-то еще предложить. История с правым рулем иномарок более чем поучительна. Сначала накупили, теперь (через 10 лет) спохватились, как в конкурентность затащить отечественного автопромышленника. Это даже не глупость, а первые шаги к самоуничтожению. Ведь никакие Франции и Швеции не ставят бетонных кордонов против <Тойеты> или <Ауди>. Общепланетарный характер такого автопрома - это льгота для остального человечества, так как в ценообра-зовании производители никогда не вылезут за рамки баланса (цена-качество). Индикативность как раз предполагает <мягкое> регулирование именно результирующих процессов. Китайцы в противовес нам довольно быстро соединили возможности частного бизнеса и государственной экономики через мотивации и контрольные цифры, причем госсектор до результата не вмешивается совершенно никакими функциями в хозяйственную деятельность частного предпринимательства. Кстати, китайцы этот подход <слизали> у французов, а мы только хвастаем всякими двусторонними соглашениями со странами Европы, но положи-тельных выводов не делаем. Объяснение здесь довольно прозрачно: коррупция. Госбюрократию России и покупать не надо, она сама лезет в сети из-за слабой компетенции партийно-хозяйственной номенклатуры, которая в последние 15-20 лет стала начисто семейной. Как был неправ Иван Тургенев в своем опусе <отцы и дети>, не предусмотрел он такого поворота клановости в России. И здесь тупость нельзя заменить миллионами. Разложение административной элиты на Дальнем Востоке особо на руку нашим соседям, т.к. большинство из них просто-напросто игнорируют международные акты, в т.ч. и по ГАТТ. Возможность участия по линии <индикаторов> - это чуть ли не само участие. Скажем прямо, по отношению России к обеим Кореям, например, этот тезис совершенно несостоятелен: во-первых, все стыковые моменты от <Севера> и <Юга> Кореи полупроводниковые. Мы им - лес, уголь, другие полезные ископаемые. Они нам - кофе, туалетную бумагу. Мне кажется - весьма диалектично. Возьмем, к примеру, анализ обеспеченности стран и регионов нашего ареала основными видами минеральных ресурсов (сравнение индикативное):
   Дальний Восток России в десять раз престижнее Японии по олову, вольфраму и т.п.. но проигрывает Китаю примерно так же. Обе Кореи находятся в примитивном поиске (свое не использовать, а у кого бы подешевке стащить). И делают это весьма успешно, что показала практика лесорубок в Верхнебуреинском районе Хабаровского края, и аренда промысловых судов в Охотоморье. Китайцы самодостаточны физически и финансово. Корея (север и юг) предпочитают <открытые> двери для США, Англии, Евросоюза, которые могут захлоп-нуться в любой момент. При этом Япония и Южная Корея сегодня пытаются разместить свои мощности в России, Китае и даже в Монголии из интересов техногенной безопасности. Ситуация более чем прозаическая.
   Давайте еще раз попытаемся оценить наш анклав с позиции вхождения в ВТО его стран может быть содружества в целом. Почти полторы сотни стран безбедно сотрудничают в нем, но меры дискриминации его участников все равно применяются, если что-то неугодно США и его партнерам. Дальневосточный экспорт (это примерно 8% росэкспорта в Китай и Азию) - совершенно незначительный вклад в партнерские отношения стран-дальневосточников. Импортоза-мены (бревно-доска) привели, например, к тому, что почти на сто процентов возросли цены на карты и бумагу; транспортные средства - более чем вдвое, а оборудование и механические устройства - вчетверо. Естественно при таком хозяйственном раскладе социальной сфере гарантированно только <рта не разевай> и некоторые другие функции попрошайки у того же частного сектора.
   Опять же о социальной интеграции. Никому, кроме русских, она не нужна. Тем более частному сектору сейчас не до социальных коопераций, дай бог в производстве выжить хоть как-то. В другие условия поставлены индивидуалы и весь частный сектор в Китае и Корее. Несмотря на разницу в целевой ориентации партийно-правительственного аппарата, там частнику позволено поступатель-ное движение <наверх>, а в Китае еще и ротация партийно-хозяйственных кадров. В отличие от СССР, где партийцы только собой и занимались, практика хозяйственников здесь всегда шла от местного рынка до экспортных функций. В России и сейчас бытует мысль об ориентации на местные условия обеспечения населения всем необходимым. Кажущаяся автономная самостийность и возведенное в абсолют распределение ресурсов привели сегодня к реприватизации, например, на Дальнем Востоке ж\д транспорта, рыбной отрасли и, видимо, скоро - горной и лесной. А ширпотребом мы не в состоянии заниматься из-за китайского прессинга, который стал основой политического давления на Москву, а не на местных <одобрямс>, чем и весьма эффективен. Иллюзии дальневосточных экономистов по поводу собственного социаль-но-экономического развития с так называемым гибким механизмом (как будто это шланг) регулирования быстро рассеются именно поэтому и также, как когда-то доминирующая в экспорте ширпотреба Япония была вытеснена корейско-китайским альянсом. Корейцы, не перегружаясь в довольно большом ассорти-менте товаров и услуг, <закупили> китайский производственный сектор восточных провинций КНР. Это и есть глобализация по восточному; этим бизнесменам не нужно никакого ВТО, а на ГАТТ они откровенно <положили>, потому что демпингуют по всем направлениям и уходят от обязательств координации цен и правил, не говоря уже об этике отношений. Очень важен тот факт, что для России - единственный вход в глобализацию - информационные технологии и экологические приоритеты, которые пока сохранились на Дальнем Востоке. Безусловно, ИТ получат развитие в авиа -и судостроении, военных стратегиях (учение, имитация ликвидации межстрановых ЧС и т.п.). По соображениям экологической безопасности Индия, Малайзия да тот же Китай стараются обращаться к дальневосточным машиностроителям, отдавая им <грязную> производственную сторону бизнеса, Владивосток, Комсомольск - на - Амуре активно включаются в эти проекты. Но что дальше? Сегодня запросы велики, завтра партнер может, перепродавая определенный товар, выйти из дела. Так уже случалось не раз. Попробуйте сохранить потом вдруг ставшие ненужными производственные мощности. На бытовом жаргоне - это обычная <под става>. Она просматривается более чем отчетливо в проектах <Шельф> Сахалина, якутские алмазы и газ. Перечислять нет надобности. Скучно и грустно, потому что и при социализме, в так называемом постиндустриальном обществе русичи (читай - дальневосточники) попадают в те же сети. Кто внимательно изучил Закон РФ <О соглашениях о разделе продукции>, должны обратить внимание на то, что зарубежные инвесторы во многих сферах давно стали собственниками этих сфер и им социализация для русских глубоко <по барабану>. Кстати, именно барабанный бой сегодня в моде у музыкальных фанатов на Дальнем Востоке. Китайцы под этот грохот разрешили россиянам на сопряженных пограничных территориях пользоваться рублем, взамен доллара или юаня. А российское правительство с марта текущего года запретило в целом по стране долларовые взаиморасчеты. Неужели китай-цам так дорог российский рубль? Наивные <челноки> вывозят его тоннами в радушные компании и частный сектор Китая. Пекину вовсе нет необходимости ориентировать глубинку на высокие технологии, торговля всякими замени-телями природного сырья, псевдомедикамен-тами, одеждой, обувью и прочими предметами первой необходимости - вот стратегия захвата потребительского рынка. Здесь правила весьма расплывчаты, разговоры о чести-совести неуместны, ну, а гарантия качества, как правило, фальсифицирована изначально.
   Есть для дальневосточников еще одна <замануха> - инвестиционная привлекатель-ность объекта. Иностранцы в объекте видят только посредника или дилера своих возмож-ностей. Пока возможности не исчерпаны или не диверсифицированы, с вами будут разговаривать. Сначала ласково, довери-тельно, затем все жестче и короче. Так в Китае делают новую рабочую силу, платить за которую можно чуть больше, чем самому заурядному китайцу. Такая рабочая сила не вправе сетовать на неудобие, договорные неточности - это рабы Прогресса, прогресса индустрии Китая. Таким образом, эти люди в России становятся безработными, а для китайца - это дармовая рабочая сила. И никакие отечественные налоговые институты не достанут бизнес-сутенера этой солидной распределительной махины. На Дальнем Востоке, по нашим оценкам, в указанных сферах <трудится> (во благо Китая) до миллиона человек. У Китая одна головная боль - сдерживание внутристрановой конку-ренции в борьбе за новые массы таких работников. Именно потому следует предуп-редить эйфорию разработчиков информаци-онной привлекательности объекта, который они представляют как реализаторы своих технологических и финансовых возможностей с целью привлечения дополнительных инвестиций. Не инвестиции они привлекут, а инвесторов, затем собственников, и, наконец, приведут к отторжению указанных объектов, а то и целых жизненно важных сфер экономики от российского роду-племени. Японцы и корейцы уже показали Сахалину свою <любознательность>, прихватив кресла мэров ряда городов и ключевые посты в экономике не только регионального уровня. За десять последних лет упущены многие хозяйственно-политические функции управления жизнедея-тельности на Дальнем Востоке, но рыночная конкурентоспособность из термина товарного приобрела новую роль - информационно-экспертную. Тот же мэр-японец обязан создать новые правила поведения для граждан своего ареала и они не могут быть хуже прежних, иначе он <полетит>. Как говорится <Нет худа без добра>, вот только надолго ли это? Здесь вопрос вопросов, но интернационализация себя так и проявляет: сначала - власть, затем - экономика и, наконец, социальные блага. В этой связи есть смысл подчеркнуть, что жаждущаяКурил Япония за последние четыре года резко (почти в восемь раз) увеличила импорт нефти из Дальнего Востока; Китай отказался от нашего угля, зато приналег на морепродукты (увеличение почти в два раза), не брезгую нефтью и древесиной. Корея также (думаю, не без сговора с КНР) отказалась от угля, в остальном - сохранила свои интересы. Примеча-тельно, что наведение порядка во взаимоотно-шениях российских морских природопользо-вателей и японского рынка привело к снижению <прозрачного> экспорта морепродуктов более чем в три раза. Этот фактор весьма важен, так как контрабандный беспредел, как стратегия, издавна регулировал важные сферы дальневосточной экономики. И было бы наивно, что инвестиционная привлекательность объектов, кроме торговли агентов (посредников, дилеров) получит производи-тельное звучание. Не получит... Другое дело, заставить инопартнера вкладывать в общие экологические ареалы и восстановление природ-ной энергетики новых территорий на фоне замены эксплуатации большинства природных ресурсов (гидроэнергетика, угледобыча, рыбный лов и лесопиление) на альтернативы (гелио- и ветро-энергетика, лесовосстановление и рыборазвод, а также информационное обеспечение устойчивых социальных сообществ). Межгосударственные тенденции (Корея - Россия), (Китай - Дальний Восток) и прочие уже становятся реалией свободного развития территорий, наций и народностей. Это - лучшее антитеррористическое средство для экумены и рычаг для отладки траектории программы ООН <мир без границ> на деле, а не в кулуарах уставших политиков.
   Я с удовольствием попрошу прощения у читателя за фривольность начала этого эссе. Беда нас всех в том, что на Дальнем Востоке мы живем в условиях императива, т.е. в повелительно-распорядительном ареале (россияне, пригранич-ные китайцы, корейцы, японцы). Многие условия отношений между нами практически недоступны, в т.ч. и по природопользованию. Главный элемент этого - <рентная> недоступность, т.е. при наличии богатых ресурсов, условий и т.д., нам не гарантируется достаточный уровень жизни. Тогда возникает потребность подмены, захвата, незаконности изъятия какого-либо фрагмента рынка. У дальневосточников - это, к примеру, слабая дорожная сеть и расселенческая нестабильность. У китайцев здесь нет перенасе-ленности, но резкий рост числа <миллионеров> на фоне все еще нищей глубинки носит особый рентный характер.
   Таким образом, нам следует самостоятельно (а рынок идей, информационных технологий и глобализация подталкивает к этому) в культурной и логистической сферах объединить усилия для создания ареала благополучия. И не в плотности населения здесь дело, а в аргументах и ориентирах на выживание, пока природа милостиво их поддерживает.