ИСТОРИЯ эта - из не очень давних времен. Однако и век был другой, и тысячелетие, и эпоха еще именовалась советской, и не догадывались мы, что до окончания ее осталось всего ничего…
   Жизнь свою (нередко - даже и личную ) отмеряли мы пятилетками, с чувством пели "раньше думай о Родине, а потом - о себе". И у каждого работающего (все равно где - на заводе, фабрике, в школе, в больнице, в совхозе, даже хоть на космической станции) помимо чисто производственных обязанностей, непременно были и общественные, в обиходе чаще именуемые "нагрузками". У кого-то их было меньше, у кого-то - больше (у коммунистов вообще могло быть до десятка одновременно), но исполнение их почиталось даже выше добросовестного исполнения профессиональных обязанностей человека. Рабочий мог давать по две нормы в смену - и лишиться части заработанной зарплаты за неявку на рейд народной дружины в соответствии с принятым его же бригадой положением о коэффициенте трудового участия. И жаловаться на это было некому - да и не привыкли мы жаловаться. Мы жили и, в общем-то радовались жизни, да и не представляли, что жизнь может быть совсем другой…

   О ТОМ, что Светку Айвазян на самом деле зовут Лукерьей, в цехе никто и не знал до этих майских дней, когда была она выдвинута кандидатом в депутаты Горсовета. Во всех документах, которые выдавались за все пять лет ее работы на швейной фабрике, ее именовали: Айвазян Светлана Арменовна. И в Почетных грамотах, полученных и от фабрики, и от райкома комсомола, даже в удостоверении к серебряному значку "молодой гвардеец пятилетки", который вручили на слете как раз перед комсомольским съездом, везде это имя стояло. Светка и сама почти забыла, что по паспорту она Лукерья, а когда вспоминала, то не переставала сердиться на родителей, давших ей такое несуразное, несовременное имя.
   Вроде и не была она чересчур застенчивой - никто бы о ней такого не сказал, но вот имени своего паспортного стеснялась несказанно. Вот и не знал о нем никто на фабрике - кроме кадровиков, конечно.
   А вот теперь тайну ее будет знать весь цех, а потом и вся фабрика. И потому Светлана, посаженная вместе с цеховым "четырехугольником" за стол президиума рабочего собрания, волнуется и думает совсем не о том, о чем положено сейчас думать.
   Сейчас ее, 20-летнюю девчонку, будут выдвигать кандидатом в депутаты горсовета! Такого еще неделю назад она и представить себе не могла… Об этой чести и ответственности должны быть сейчас мысли, стараться нужно людям понравиться, с лучшей стороны себя показать чтобы голосовали они "за", а не "против". Только как ни убеждает себя в этом Светлана - все напрасно. Представляет, что прозвучит сейчас нелепое ее имя на весь актовый зал, а в нем сидит более сотни женщин и двое парней - ремонтников - что тут поднимется! Вместо серьезных, умных речей прозвучат смешки да с подковырочками вопросы. И тогда всей этой ненужной чепухой будет омрачен день, который на всю жизнь мог бы остаться днем ее гордости и торжества…
   Мы собрались сегодня с вами, товарищи, четким и бесстрастным голосом открывает собрание парторг цеха Бэлла Рувимовна, чтобы выдвинуть из наших рядов кандидата в депутаты городского Совета народных депутатов по Ленинскому избирательному округу № 12. Слово предоставляется Терехиной Зое Петровне.
   Терехину Светка почти не знает - та работает швеей в самой дальней бригаде. Почему именно ей поручено выдвигать Светлану Айвазян? Наверное, потому, что член партбюро. Только ЧТО может эта Терехина о ней сказать? Они никогда и словом-то не перекинулись. Впрочем, может, и не требуется ничего особого говорить - выдвинет, и все. "Ну, держись, подруга, сейчас начнется!" - мысленно успокаивает себя Светка. Это у нее привычка такая, с детских еще лет, - сама с собой разговаривать, особенно, когда волнуется, как сейчас вот.
   Предлагаю выдвинуть кандидатом в депутаты городского Совета по 12-му избирательному округу, читает по бумажке Терехина, Айвазян Лукерью Арменовну. Товарищ Айвазян родилась в селе Петровка…
   Все. Началось... Никто уже не слушает бедную Терехину, хотя та еще пытается какое-то время читать по написанному, но вскоре умолкает и вопросительно смотрит на Бэллу Рувимовну. Зал гудит, взорвавшись теми самыми смешками, которых так боялась Светка и которые кажутся ей даже еще более издевательскими и громкими, чем она ожидала.
   Нинка Панкратова, комплектовщица из ее бригады, еще подругой называется! - так та просто поросячьим визгом исходит. Радуется, бестолочь, что можно устроить бузу из скучного для нее мероприятия.
   Лукерья на лугу коров пасет! - кричит, надрывается Нинка. - А нашу кандидаточку Светочкой кличут. Тоже еще надумали - Лукерья! Лушка Нагульнова из швейного цеха!
   На Нинку шикают, а Бэлла Рувимовна сердито и настойчиво стучит карандашом о стенку графина:
   Пожалуйста, посерьезнее, товарищи! Продолжайте, Терехина!
   И, к удивлению и радости Светланы, шум мгновенно стихает. "Ну, баба! Ну, железная леди! мысленно восхищается Светлана. - Это ж надо: пятью словами привела в порядок такую бабскую ораву! Мне бы в жизни так не суметь!"
   И вспоминает, что за все пять лет знакомства с Бэллой Рувимовной, которая, кроме общественного поста парторга, была мастером в их бригаде, Светлана ни разу не видела, чтобы та рассмеялась или хотя бы улыбнулась.
   Между тем Терехина, запинаясь и искажая слова, продолжает читать по бумажке порученный ей текст:
   За пять лет работы на фабрике товарищ Айвазян показала себя добросовестной работницей и активной общественницей. Она освоила все операции на поживе женской одежды и выполняет норму на 150 процентов. Она - народный дружинник, избрана членом цехкома и председателем штаба "Комсомольского прожектора".
   Вслед за Терехиной такими же газетными, неживыми словами о "товарище Айвазян" рассказывают еще две девушки из комсомольского актива и помощник мастера Капитолина Ивановна. И все стараются пореже произносить ее паспортное имя, а когда без этого нельзя обойтись, понижают голос - опасаются нового взрыва эмоций в зале. После всех к трибуне подходит задушевная Светкина подруга Наташка Зотова. Волнуясь и совершенно забыв про зажатый в руке листок с написанным текстом, Наташа говорит, что еще с училища знает Айвазян как человека честного и надежного, на которого всегда и во всем можно положиться.
   Только вот, неожиданно для всех и, похоже, для самой себя, добавляет Наташа, я никогда не думала, что Свету на самом деле зовут Лукерья. Ну, и что тут смешного? У меня вот соседа по дому все Андрей Борисычем зовут, а по паспорту он Анвар Ибрагимович. Ну, и что тут такого?
   Такое неожиданное завершение речи Наташи Зотовой залу нравится, и ей даже аплодируют. А у Светланы словно камень с души падает, а все недавние страхи кажутся детскими и смешными. Какими, по сути, они на и были.
   Кажется Светлане, что за время, что сидит она перед полным залом за столом президиума, стала она старше и умнее. Ну, узнали люди ее настоящее имя - и что, земля от этого перевернулась? А не делала бы из этой чепухи тайны - так и не пришлось бы сейчас краснеть под идиотское улюлюкание Нинки Панкратовой. Как будто от имени зависит, как люди к тебе относятся…
   К фамилии ведь ее, к отчеству, не привычным для русского уха, привыкли? А когда пришла на фабрику четыре года назад так сколько распросов было!
   Ты это какой же нации будешь, девушка? Беленькая, глаза светлые - на нерусскую вроде не похожа, а фамилия - Айвазян! Да еще и Арменовна! Из Армении что ли?
   А я как Дмитрий Харатьян, отшучивалась Светлана. - Ну, помните? - который в фильмах про гардемаринов? Про него еще журналист один пошутил: "классический армянин!" Юмор такой… А я - классная армянка!
   Тем, кто поближе, рассказывала Светлана историю своей семьи, которую знала от матери. Как приехал в дальневосточное село из жаркой Армении смуглый черноволосый парень Армен Айвазян. Приехал всего на несколько месяцев, чтобы подработать скопить денег на свадьбу. А остался на всю жизнь.
   Для тех, кто не слишком силен в истории, напомню, что Армения в то время была одной из пятнадцати республик Советского Союза. Как и в других южных республиках, ощущалась там нехватка рабочих мест, хотя об этом говорить и тем более писать было не принято - считалось, что безработица свойственна исключительно загнивающему капитализму. А на малонаселенном Дальнем Востоке, наоборот, всегда не хватало рабочей силы. Редкое предприятие не рассылало повсюду призывов со словами "требуются рабочие". Ни один номер любой газеты не обходился без этого: "требуются… требуются… требуются…")
   Вот и "делились" южные республики с Дальним Востоком своими бригадами. Одни по контрактам проезжали, другие - на собственный страх и риск.
   Армен Айвазян был строителем, а специалистов этой профессии на Дальнем Востоке всегда не хватало - сколько их не приходило, все было мало. И на селе - особенно.
   Приехавшую в Петровку из Еревана бригаду строителей именовали "шабашниками". Манера такая была (от ревности, что ли?) - давать приезжим полупрезрительные клички, порочить то, чего сам не умеешь или не хочешь делать. Вроде после этого умение-то чужое не столь дорого и стоит.
   Дело в том, что строители, в общем-то, на селе имелись - несколько бригад от треста Целинстрой. Одна бригада состояла из каменщиков и монтажников, другая - из столяров и плотников, в третьей были отделочники. А общим для всех было беспробудное пьянство после аванса и зарплаты. Дважды в месяц работа на всех объектах, даже тех, которые уже готовили к сдаче приемной комиссии, на несколько дней замирала. Но если и продолжалась она ни шатко, ни валко - то лучше бы ее и не было вовсе: качество такое выходило, что потом требовалось все заново переделывать.
   Бригаде "шабашников" из Армении поручили возвести "от нуля до конька", что означает на строительном жаргоне "с начала и до конца", несколько двухквартирных жилых домов, коровник и клуб. Смуглые темноволосые парни умели все - сами выполняли и закладку фундамента, и монтаж будущих сооружений, и кирпичные работы, и столярные, и отделочные. Дисциплина в армянской бригаде была железная: не то что пьянства в рабочее время - у них и наших-то традиционных длинных "перекуров" не водилось, за этим строго следил бригадир Вахтанг Гарнакерьянц. Даже выходных дней, которые уже самим законодательством предусмотрены, "шабашники" за все лето взяли не более пяти.
   У целинстроевских бригад нередко случались простои: то кирпич в срок не завезут, то завезут, да не тот, то завезут какой положено, да только уже после перерыва - только никому он уже не нужен, потому что все, включая бригадира, уже "отметили" простой и к работе не годились.
   У "шабашников" и кирпич, и бетон, и столярка были всегда. Уж как этого добивался седой и коренастый, с тугими колечками волос на висках, Вахтанг Гарнакерьянц, он об этом не докладывал, только жалоб на работу армянской бригады не было. Точно такие же типовые дома, строительство каких целинстроевцы умудрялись растягивать на год, теряя шанс на выгодную аккордную оплату, а с ним - и желание спешить, "шабашники" заканчивали за месяц и тут же принимались за новую работу.
   Целинстроевцы "шабашников" не любили, местные жители - побаивались. Зато начальство платило большие деньги - с местными расценками никакого сравнения. Да и было за что: не одной быстротой брали армянские строители, а и к качеству придраться трудно было.
   Всего лето пробыли в селе строители с Кавказа, а остались после них и новый добротный клуб, и коровник, и дома для людей. Но остались не только дома: не поехал с земляками на родину и самый молодой из бригады парень Армен Айвазян. Всего на несколько минут зашел он в ветхий домишко сельской библиотеки - книжку попросить. А хватило тех минут, чтобы перевернуть всю жизнь, потому что заведовала библиотекой тоненькая сероглазая Маша Синицына.
   На свадьбе, которую играли за день до отъезда кавказцев, русское "горько" перемежалось с витиеватыми армянскими тостами, а русская барыня - с мечтательным армянским танцем шалахо и стремительной лезгинкой.
   Первая и единственная дочь Айвазянов (после нее родились еще двое смуглых мальчишек) лицом удалась в мать, унаследовав от отца лишь широкую кость да крутое кольцо в светлых волосах...